Вклад наркологических заболеваний в нездоровье нашего населения огромен: примерно 1% россиян сегодня страдают от наркомании и 2% — от алкоголизма, причем это только официальные данные. О проблемах диспансерного учета больных наркоманией и алкоголизмом, о квалификации врачей-наркологов и их репутации в обществе, о ситуации с наркологической службой на местах рассказал в интервью специальному корреспонденту РИА Новости Татьяне Степановой директор Московского научно-практического центра наркологии, главный нарколог России Евгений Брюн.
— Евгений Алексеевич, Вы на совещании с главными наркологами субъектов РФ, которое проходит сейчас в Москве, заявили о том, что Российская наркологическая лига, президентом которой Вы являетесь, стала членом Общероссийского народного фронта (ОНФ). Какие цели и задачи ставите перед собой и членами Лиги, участвуя в ОНФ?
— Я такую фразу скажу: Россия всегда выигрывала отечественные войны, и пока мы не объединим все гражданское население в борьбе с пагубными привычками, мы ничего не решим. Нас (специалистов в области наркологии) порядка семи тысяч на страну. Это очень мало. Нужно, чтобы каждая семья поняла, что эта проблема касается ее лично, что их дети или родственники принимают наркотики или пьют алкоголь, или общаются в той среде, где это все делают.
— Какие пробелы в российском законодательстве на Ваш взгляд требуют внимания для эффективной борьбы с пагубными привычками в стране?
— Нам нужны определенные законодательные инициативы. Например, работодатели должны участвовать в процессе профилактики. На сегодняшний день работодатели и профсоюзы совершенно не занимаются профилактикой наркологических заболеваний, проблемой злоупотребления алкоголем и табаком у себя на предприятиях. Что такое предприятие? Это работающий человек плюс его семья, поэтому профилактический охват может быть колоссальный. Нам нужен закон некого прямого действия для того, чтобы работодатели и профсоюзы заключали со своими сотрудниками специальные договоры, которые предполагают три основных пункта: первое — нельзя использовать психоактивные вещества на рабочих местах, второе — обязанность проходить обследования по требованию работодателя или профсоюза и третье — если работник готов лечиться, то он не будет уволен с работы. Поэтому нам нужен закон, который бы обязал работодателей этим заниматься.
— Евгений Алексеевич, есть ли уже результаты после ужесточения продажи алкоголя в ночное время?
— Сейчас существуют нормы законодательства, которые ограничивают продажи алкоголя с 10 вечера до 10 утра. Мы уже получили некие косвенные показатели: снизилась обращаемость по поводу ночного оголтелого пьянства, отравлений, похмелья и так далее.
Фирмы, которые обслуживали население на дому и занимались по своей сути выведением из запоев, стали разоряться. Такая тенденция есть, но о цифрах говорить пока рано, должно пройти 2-3 года.
— Ни для кого не секрет, что многие россияне, которые имеют проблемы с алкоголем или наркотиками, не обращаются в государственные медучреждения из-за боязни попасть на диспансерный учет, из-за которого люди потом не могут получить водительские права или справку на ношение оружия. А те, кто совсем не обращается за медпомощью, получается, сохраняют все свои права.
— Действительно, у нас есть проблемы диспансерного учета. Мы его будем ограничивать. Поражение в правах будем ограничивать до криминалитета. То есть, поражаться в правах будут только те, кто уже попал в судебные органы и кому назначено обязательное лечение. Всех остальных мы будем социально защищать. И никаких списков и никаких поражений в правах для них не будет. Но сколько времени у нас это займет, мне сказать трудно. Может год, может два.
— Евгений Алексеевич, как у нас обстоят дела с обеспечением кадрами в регионах?
— Врачей психиатров-наркологов у нас достаточно. А вот специалистов по социальной работе у нас действительно мало. Потому что реабилитационный процесс он строится из медицинской части и социальной. Например, некоторым нужно установить статус безработного, чтобы они хотя бы какие-то деньги получали, нужно дать им профессию, нужно трудоустроить. Все это не отработано совершенно. Но министерство здравоохранения, оно же и социального развития, и вот сейчас его специалисты разрабатывают систему социальной помощи для наших больных.
Во многих регионах, и у нас в Москве в том числе, есть соглашения со службой занятости населения. Мы с ними работаем, собираем там наших больных, информируем о том, какие вакансии есть, куда можно пойти с учетом своих внутренних интересов, есть семейные программы.
— Сегодня много говорится о современных стандартах лечения наркозависимых. В этой связи что Вы можете сказать о квалификации врачей-наркологов?
— Я скажу так: она разная. Когда наркологическая служба только создавалась — это 1970-1980 годы, то в наркологию пришло очень много случайных людей. В том числе людей, самих отягощенных этими проблемами. Но постепенно наркологическая служба этих людей стала вытеснять, кто-то умер, кто-то ушел на пенсию, и доля сертифицированных врачей психиатров-наркологов чуть увеличилась. Формально все они имеют сертификацию врача психиатра-нарколога, а нам важно, чтобы врач, который работает с больными, имел психиатрическую подготовку. И доля этих врачей, к счастью, постоянно растет.
Сейчас Российская медицинская академия последипломного образования (РМАПО) пошла по такому пути: готовить всех специалистов для нашей области — и врачей, и психологов, и специалистов по социальной работе. Мы сейчас формируем такую модель. Она будет распространяться и по другим медицинским институтам. Это тоже займет много времени, мы только сейчас к этому пришли.
— Как Вы можете оценить состояние самих диспансеров в регионах и их оснащение?
— Это тоже по-разному. Есть регионы, где наркологической службы просто не существует. Допустим, любимый мой родной Хабаровск. Там есть наркологическая помощь в рамках психиатрической службы, а самостоятельной наркологической службы не существует. А если нет самостоятельной службы, значит, она не развивается. То же самое в Ханты-Мансийске. Допустим, они обращаются за деньгами в Минздрав или еще куда-нибудь, просят включить в программу модернизации. А им отвечают: «У вас нет самостоятельной службы, и поэтому денег дать не можем, по закону не можем». Поэтому мы (наркологи) призываем субъекты, чтобы они выделяли эти службы в самостоятельные структуры и развивали их.
